(К 210-летию классика. Субъективные заметки)
Если Пушкин – «наше всё», то Гоголь – «всё остальное». Его «Вечера на хуторе близь Диканьки» сравнимы разве что со сказками того же Пушкина: и то, и другое приходит к нам в детстве и остаётся на всю жизнь. Мистический дух гоголевских повествований захватывает и не отпускает. По сравнению с западными образцами, у Гоголя даже нечисть такая близкая, такая родная… Оседлал Вакула чёрта и полетел в Санкт-Петербург, за черевичками, то есть туфельками, самой императрицы. Трудно себе представить, чтобы кто-нибудь попробовал оседлать демона Ктулху, а вот свой парень, кузнец – Раз! И – в Питере! По красоте же описания полёт Вакулы вполне сравним с полётом булгаковской Маргариты. Недаром М.А. Булгаков считал себя учеником Н.В. Гоголя. А как великолепна гоголевская «Страшная месть»! Духом страшного и славного прошлого наполнены картины природы, захватывают образы старого колдуна, всадника Ивана и предавшего его Петра… И ведь каким чудным языком описано всё!
Гоголя надо читать медленно, наслаждаясь
каждой фразой. Ведь язык — это не только носитель информации, язык – это и
изобразительное средство. А вспомним «Миргород», продолжение «Вечеров…». Какая
пышность слога! Страшный и завораживающий мир «Вия», или скучный и смешной, а
порой и актуальный мир «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном
Никифоровичем». Не из житейского ли абсурда, обозначенного Гоголем, вырос и
великий абсурдист 20 века Даниил Иванович Хармс?
Но обратимся к «Петербургским повестям».
Здесь можно найти всё то, что потом развил Ф.М. Достоевский в темах обманчивого
Петербурга, человеческой корысти, маленького человека («Невский проспект»,
«Портрет», «Шинель»), тот же абсурд («Нос», «Записки сумасшедшего»).
Традиционно следуя В.Г. Белинскому, принято относить Н.В. Гоголя к
реалистической школе. Но, думается, и здесь гениальный писатель сопоставим с
А.С. Пушкиным: достаточно у него как романтической мистики, так и реализма. На
гоголевскую поэму «Мёртвые души» можно посмотреть, как на реалистическую, так и
на мистическую, даже пророческую. Помещики, к которым ездил Чичиков, это не
совсем люди, это, своего рода, живые схемы, тени, проходящие перед его глазами.
А сам Чичиков, по сути, бизнесмен-комбинатор. Его литературным наследником
вполне можно считать Остапа Бендера. Причём, что интересно, в поэме только у
двух героев показано прошлое: у Плюшкина и у Чичикова. Причём, у второго есть и
будущее. Рискуем предположить, что Гоголь подразумевал под Плюшкиным историю
российского прошлого, а под Чичиковым – российское будущее, и весь путь Русской
Тройки есть дорога от Плюшкина к Чичикову. Из чиновничества же «Мёртвых душ»
выросло чиновничество произведений М.Е. Салтыкова-Щедрина, который, вместе с
Ф.М. Достоевским вечно актуален и в литературе, и в жизни России. Так что: «Все
мы вышли из гоголевской шинели».
Комедия «Ревизор» встала в один ряд с
другими знаковыми русскими комедиями: «Недоросль» Д.И. Фонвизина и «Горе от
ума» А.С. Грибоедова. И все три дожили до нашего времени, благодаря своей
актуальности.
Наконец, можно вспомнить и религиозно-философское творчество великого автора:
«Выбранные места из переписки с друзьями», в которых Гоголь пытается
представить Россию в виде православной утопии, и «Размышления о Божественной
Литургии», где автор, поэт в прозе, умело передаёт благоговейный смысл храмовой
службы.
В довершение хочется лишний раз вспомнить
добрым словом славного классика, в надежде, что ещё многие столетия не пропадёт
его слава.
Комментариев нет:
Отправить комментарий